Вера против фактов - Страница 83

Взгляд на мир связан с нашим восприятием, а эволюция, вообще говоря, сформировала наши чувства так, чтобы они оценивали мир адекватно, – ведь за неверное представление об окружающем можно жестоко поплатиться. Это верно в отношении не только внешнего мира, но и характеров окружающих нас людей. Без точного восприятия действительности мы не могли бы добывать себе пищу, уходить от хищников и других опасностей и создавать гармоничные социальные группы. А вслед за точным восприятием идут и «точные представления», то есть представления, основанные на объективных данных. Естественный отбор не формирует истинных представлений, он создает сенсорный и нервный аппараты, которые обычно обеспечивают формирование истинных представлений.

Но мы ведь уже убедились, что не все наши представления о мире верны. Дело в том, что хотя естественный отбор снабдил нас достаточно качественным аппаратом распознавания истины, этот аппарат тоже можно обмануть, как происходит в иллюзии с шахматной доской и тенью. И религия вполне могла оказаться одной из этих ложных идей, использующих эволюцию в своих интересах. Антрополог Паскаль Буайе, к примеру, предполагает, что религия началась с врожденной и вполне адаптивной склонности наших предков приписывать любые загадочные события разумным действующим силам. Если слышишь шуршание в камышах, лучше предположить, что оно исходит от какого-то другого животного, а не от случайного порыва ветра, – больше будет шансов уцелеть (или добыть пищу). Подобные представления о разумных силах в природе легко переходят на явления вроде молний и землетрясений. Поскольку естественных объяснений для таких явлений у наших предков не было, вместо них могли родиться фантастические предположения о сверхъестественных человекоподобных существах или духах. Изучение развития ребенка подсказывает, что религиозные верования не являются врожденными – в нас нет «генов Бога». Скорее, как предполагает Буайе и другие ученые, сформировавшийся в процессе эволюции когнитивный аппарат дает нам предрасположенность к принятию положений религии, таких как существование Бога, загробной жизни и души; эти догмы и усваиваются.

Неудивительно, что дети в северной Индии приобретают веру во многих богов, тогда как дети в Алабаме – в божественность Иисуса Христа. Это наблюдение прямо противоречит убеждению Плантинги, что sensus divinitatis даровано нам христианским Богом. Скорее, религия представляет собой то, что Стивен Джей Гулд и Элизабет Вэрба назвали «экзаптацией»: это черта, которая иногда полезна, но сама по себе не была объектом естественного отбора, а просто стала дополнением к свойствам, сформировавшимся по другим причинам.

В целом нет оснований считать, что наука не в состоянии объяснить, почему наши представления о мире часто оказываются верными. Кроме того, у нее есть правдоподобные объяснения и для неверных представлений – объяснения куда более правдоподобные, чем предположение Плантинги, что неспособность распознать истину указывает на повреждение sensus divinitatis в результате греха.

С этим связан еще один аргумент в пользу Бога. Состоит он в том, что по своим возможностям человеческий мозг намного превосходит все, что могло потребоваться нашим африканским предкам. Мы научились строить небоскребы, летать на Луну, готовить сложные блюда, составлять (и решать) судоку. Но ведь все эти способности не приносили никакой пользы на протяжении почти всего периода эволюции нашего мозга. Чем же можно их объяснить? Некоторые теологи уверены, что только вмешательством Бога.

Мы уже знаем, что первым эту проблему поднял биолог Альфред Рассел Уоллес. Неустанный и самоотверженный адепт теории эволюции путем естественного отбора (свою книгу на эту тему он назвал «Дарвинизм»), Уоллес все же не понимал, как отбор мог сформировать такие разнообразные способности человеческого мозга. Вот его доводы, в которых слышен патернализм, характерный для англичан XIX века:

...

Мы видим, таким образом, что, сравнивая дикаря как с лучшими представителями человечества, так и с окружающими его зверями, мы в любом случае приходим к выводу, что он в виде крупного и хорошо развитого мозга имеет орган, совершенно не соответствующий его реальным потребностям, – орган, приготовленный, кажется, на будущее и предназначенный для полного использования только при развитии в рамках цивилизации. Судя по всему, что мы видим вокруг, мозга чуть большего, чем мозг гориллы, было бы вполне достаточно для умственного развития нашего дикаря; поэтому мы должны признать, что большой мозг, которым он в действительности обладает, никак не мог сформироваться исключительно под действием тех законов эволюции, которые по сути своей приводят к возникновению той степени организации, которая в точности соответствует потребностям каждого вида и никогда не выходит за их пределы… что таким образом не могут быть сделаны приготовления на будущее… что одна часть тела ни в коем случае не может увеличиться в размерах или усложниться без строгой взаимосвязи с насущными нуждами целого.

Короче говоря, мозг, кажется, опровергает идею о том, что естественный отбор не в состоянии подготовить организм к среде, с которой тот никогда не сталкивался. В результате Уоллес заключил, что эволюцией можно объяснить все, за исключением одного-единственного органа одного-единственного биологического вида.

Скоро мы убедимся, что наука давно справилась с этим образцом телеологии Уоллеса, но идея об излишней сложности человеческого мозга никуда не делась. Ее же, кстати говоря, продвигает Плантинга. Он утверждает, что, поскольку эволюция не в состоянии объяснить нашу способность к сложной математике и физике, то эти качества также исходят от Бога: