Вера против фактов - Страница 69

К оглавлению

69

Людям религиозным не имеет смысла говорить, что эти ответы исключительно умозрительны потому, что мы не знаем, как Бог проявляет себя в эволюции. Если признать такое незнание, следует признать и то, что мы совершенно не представляем, имеет ли вообще Бог какое-то отношение к эволюции. Забавно, что те, кто претендует на точное знание природы Бога и его свершений, замолкают, как только речь заходит о его методах.

Главная проблема теистической эволюции, как и всех прочих попыток приспособить теологию к новым фактам, такова. Это просто метафизическое расширение физической теории, дополнение, нужда в котором обусловлена не данными, а эмоциональными потребностями верующих. Философ Энтони Грейлинг называет это «произвольной избыточностью»: космологические бирюльки, от которых отказался Лаплас, когда сказал Наполеону, что не нуждается в гипотезе Бога. И правда, подобные излишества можно найти только в эволюционной биологии – и иногда в космологии, – поскольку остальные науки не вступают в противоречие с верованиями людей. Если рассматривать науку шире, включив в нее медицину, то можно увидеть еще один пример произвольной избыточности, когда болезнь рассматривается как результат грешных мыслей или духовной ошибки. В последней главе мы увидим, что такая точка зрения заставила многих людей отказаться от научно обоснованной медицины и в результате пострадать.

Наконец, теистическая эволюция допускает обычную ошибку примиренчества: путает логическую возможность с вероятностью. Да, логически возможно, что Бог либо начал эволюционный процесс, создал первый организм, а затем отошел в сторону, чтобы наблюдать за происходящим, либо вмешивался в этот процесс время от времени, создавая новые организмы и мутации. Но судя по имеющейся у нас информации, это маловероятно. Процесс эволюции демонстрирует все признаки естественности, материалистичности, неуправляемости и отсутствия божественной поддержки. Для ученого теистическая эволюция лишена смысла, поскольку требует, чтобы одной частью мозга («эволюционной») вы принимали только то, что можно проверить и подтвердить доказательствами и здравым смыслом, а другой («теистической») – полагались на веру и принимали вещи либо ненужные, либо ничем не подтвержденные. Это нечестивый союз между наукой и религией, это теология, которая рядится в лабораторный халат. Мы поговорим о вреде этого провального брака в последней главе. Среди его последствий и непонимание публикой науки (многие считают, к примеру, что «теистическая эволюция» научна), и вера в то, что религия может дать ответы, ускользающие в настоящее время от науки (к примеру, почему законы природы допускают существование жизни?), и идея о существовании «иных способов познания», включая откровение, посредством которых можно познать истины о Вселенной. Это не просто академические вопросы, поскольку вполне реальные следствия из них могут быть весьма серьезными (и вредными): они влияют на мораль, медицину, политику, экологию и общее благополучие человека как биологического вида.

Глава 4
Вера наносит ответный удар

Работая пастором, я частенько приукрашивал столкновение между научным мировоззрением и позицией религии. Я говорил, что научные озарения не угрожают вере, потому что наука и религия представляют собой «разные способы познания» и не конфликтуют друг с другом, поскольку пытаются ответить на разные вопросы. Наука сосредоточена на том, «как» возник мир, а религия имеет дело с вопросом о том, «почему» мы здесь. Я был совершенно не прав. Не существует никаких разных способов познания. Есть только знание и незнание, и выбирать в этом мире приходится между ними.

Майк Аус

Неудача примиренчества заставила верующих сцепиться с наукой не только в соглашательском ключе. В одном из вариантов религия сама накинула на себя мантию науки и заявила, что некоторые наблюдаемые данные о природе лучше всего объясняются – или это объяснение вообще единственное – существованием Бога. Я называю эту стратегию «новой естественной теологией», поскольку она берет начало от более ранних усилий разглядеть в природе руку Господа. Еще один аргумент, связанный, впрочем, с первым, таков. Религия, подобно физике, философии и литературе, – это просто иной «способ познания» о Вселенной, который при помощи собственных уникальных методов вырабатывает достоверные истины. Некоторые даже утверждают, что именно религии мы обязаны существованием науки (в первую очередь физики), поскольку она якобы возникла как отрасль веры, обычно христианской.

Если ничего другого не остается, верующие находят способы очернить науку. Говорят, что наука – ненадежный метод познания мира (в конце концов, ее «истины» нередко пересматриваются), что она может быть использована во зло (читай: атомные бомбы и нацистская евгеника), а кроме того, она продвигает «сциентизм», то есть утверждает главенство естественных наук, вынуждая такие области, как история, литература и искусство, обретать наукообразность – или терять всякий смысл.

Есть еще два признака того, что примиренцы зашли в тупик. Во-первых, они настойчиво напоминают о том, что «наука не в состоянии доказать, что Бога нет» («невозможно доказать отрицание»). Во-вторых, они утверждают, что наука столь же недостоверна, как и религия, поскольку и то и другое зиждется в конечном итоге на вере. Как указывает психолог Николас Хамфри, очернение науки часто производит большее впечатление на верующих, нежели теологические аргументы в стиле «Бог пробелов», поскольку «всегда найдется множество необычайных фактов, способных в принципе поставить под сомнение традиционное мировоззрение [науку], но существует относительно немного фактов, которые поддерживали бы конкретную альтернативу [религию]. Поэтому проект подавления науки всегда имеет больше шансов на успех, чем проект поддержки нового типа паранауки».

69