А если вы предпочитаете метафору, а не факт, откуда вы знаете, какая именно интерпретация будет верной? С небольшой долей воображения – в конце концов, никаких указаний, в каком направлении действовать, просто нет – можно взять почти любую библейскую историю (скажем, про Адама и Еву) и разглядеть в ней несколько противоречащих объяснений. В самом деле, уже сейчас, когда я пишу эту книгу, богословы, расстроенные генетическим опровержением Адама и Евы как наших общих реальных предков, заняты умственной акробатикой, пытаясь подобрать метафорическое объяснение истории, которая опровергается наукой. История Иова не одно столетие ставила ученых в тупик, поскольку ее «смысл» туманен. Тем не менее недостатка в желающих метафорически ее истолковать не наблюдается.
Серьезная проблема для верующих – необходимость найти непротиворечивый метод различения факта и метафоры. Если Адам и Ева – метафоры, то не может ли и Воскресение быть метафорой, означающей, возможно, духовное возрождение? И как тогда нам интерпретировать распоряжение Бога в Ветхом Завете, предписывающее предать смерти тех, кто собирает хворост в субботу, равно как практикующих гомосексуалистов, прелюбодеев и тех, кто злословит родителей? Ведь сегодня подобные рекомендации уже не кажутся разумными – так может, это тоже метафоры, означающие нечто совсем иное? Или же Бог просто передумал?
Способ, при помощи которого верующие отличают факт от метафоры, сводится к использованию науки: все, что наука опровергла, тут же становится метафорой, а все прочее остается фактом. Но это просто подчиняет религиозную догму науке. Следовательно, стратегия примиренцев, которые принимают и науку, и традиционную веру, дает человеку двойные стандарты: можно рационально подходить к причинам свертывания крови – и нерационально к Воскресению; рационально к вопросу о динозаврах – и нерационально к рождению ребенка девственницей. Физики, археологи и историки могут сказать, какие части Писания не соответствуют истине, но кто подтвердит то, что ей соответствует? Хороших критериев не существует.
Эта тактика не ограничивается превращением ложных религиозных утверждений в метафоры. Далее метафора оборачивается добродетелью. Иными словами, указывая на ошибки Писания, наука дает нам теологию, которая даже лучше, чем то, что удавалось извлечь из Библии в донаучные времена.
Теория эволюции – первоклассный пример того, как богословская мясорубка превращает эмпирические находки науки, которые противоречат Писанию, но убеждают более рациональных верующих, в религиозные добродетели. Очевидная упорядоченность «творения» растений и животных была одним из центральных вопросов «естественной теологии» – дисциплины, которая пытается вывести доказательства существования Бога и его характеристики из исследования природы. До 1859 г. у изобретательности Бога как автора чудесных механизмов приспособления животных и растений (колючих водосберегающих форм пустынных растений, загадочной расцветки камбалы и хамелеона, аэродинамических кожных складок белок-летяг) просто не было альтернатив. Но все изменилось, когда Дарвин объяснил эти «авторские» черты естественным отбором. Лучшее доказательство существования Бога исчезло.
Что сделали апологетики, когда рассказ Книги Бытия был так сокрушительно повержен? Они превратили его опровержение в добродетель, утверждая, что Богу гораздо лучше было творить путем эволюции, чем, подобно волшебнику, вдувать жизнь в неживые сущности. В конце концов, эволюция, вроде как случайная и непредсказуемая, дает Богу такой вид творчества, который был бы недоступен, если бы организмы создавались из ничего.
Так рассуждают и ученые, и богословы, включая биолога-эволюциониста Франсиско Айалу, который прежде был монахом-доминиканцем:
...Мир жизни с эволюцией намного интереснее. Это творческий мир, где возникают новые виды и складываются сложные экосистемы, где развился род человеческий.
Генетик и врач Фрэнсис Коллинз восхищается изобретательностью, с которой Бог воспользовался эволюцией, чтобы произвести на свет наш биологический вид:
...Заселяя эту Вселенную живыми существами, которая иначе была бы пуста, Бог выбрал для создания всевозможных микробов, растений и животных элегантный механизм эволюции. Самое замечательное, что Бог выбрал тот же механизм для сотворения особых существ, которые обладают разумом, знанием добра и зла, свободной волей и желанием искать с Ним общности. Он знал, что эти существа в конце концов предпочтут нарушить нравственный закон.
Очевидно, что если любое научное достижение вы оправдываете как полностью соответствующее Божественной воле, то наука никогда не сумеет опровергнуть догматы вашей веры. А утверждения, которые невозможно опровергнуть, невозможно и подтвердить.
Невозможно долго читать богословские тексты, не изумляясь умственной ловкости их авторов при столкновении с серьезными проблемами. Как ученый, я с сожалением отмечаю, что мы могли бы намного больше знать о природе, если бы вся эта ловкость нашла себе применение не в богословии, а в науке – или в любой области, где изучается нечто реальное.
Возьмем, к примеру, вопрос о том, почему Бог скрыт от своих последователей. Даже если рассматривать Библию как книгу в основном аллегорическую, нельзя не заметить, что присутствие Бога – отраженное в чудесах, воскрешениях и прочем – 2000 лет назад было куда заметнее, чем сегодня. И несмотря на «чудеса» Лурда и Фатимы, самым искушенным верующим приходится как-то решать для себя проблему Deus absconditum, или незримого Бога. Наиболее экономная гипотеза сводится просто к тому, что никаких богов не существует, поэтому и в том, что они никак себя не проявляют, нет ничего удивительного. Но для человека религиозного такое неприемлемо, поэтому необходимо какое-то объяснение. Вот ответ от Джона Полкингхорна и его коллеги, социального философа Николаса Биля: